Археологический шелк

заметки его исследователя

Татьяна Крупа

Как любая женщина, я не могу не восхищаться шелком: красив, загадочен и удивителен материал, созданный шелкопрядом. Ведущие модельеры мира его считают самым роскошным материалом и создают из него шедевры высокой моды.

Что же шелк для меня – историка и археолога? Прежде всего, уникальнейшая красота, сотворенная человеком многие и многие сотни лет назад. Раритетный исторический источник, дающий представление о моде и текстильных технологиях того далекого времени.

Да, уважаемый читатель, я не оговорилась: именно, многие сотни лет назад. Я многие годы занимаюсь атрибуцией археологического текстиля, найденного в различных уголках Украины.

Самый старый текстиль, с которым мне приходилось работать, - это шерсть 7-6 вв. до н.э.

Но особый трепет у меня вызывала и вызывает до сих пор именно работа с археологическим шелком. Я сама не скажу точно сколько прошло через мои руки фрагментов археологического шелка. Много! Но беря в руки очередной лоскуток, - сердце по-прежнему замирает. Что он мне расскажет? Поведает ли мне он о далеком Китае или Византии? Расскажет ли о специфике своего изготовления? Представит ли халтурщиков-анонимов? Я никогда не знаю заранее ответов на эти вопросы. Но, не взирая на различную степень сохранности археологического шелка, я научилась его узнавать фактически с закрытыми глазами. Шелк имеет особую энергетику.

Прежде, чем шелк расскажет все свои секреты, необходимо с ним хорошенько пообщаться.

Часто, ткань бывает загрязнена и скомкана. Поэтому прежде ее необходимо помыть и выпрямить. Язык не поворачивается сказать – постирать. Да и не является этот процесс стиркой. Для этого используются специфические методики очистки, пластификации и консервации.

Особенно бывает больно, когда ткань имеет антропогенные негативные вмешательства. Нет, я не хочу сказать, что кто-то (из-за злого умысла) причинил ей вред. Как раз наоборот! Из-за отсутствия нормальной подготовки археологов (прошу учесть, уважаемый читатель, чего мне, профессиональному археологу, это стоит сказать) ткань могут приклеить ПВА к бумаге. И все это – исключительно с желанием сделать благо.

Далее следует всестороннее изучение шелка. В своих исследованиях я давно использую химию (все химико-технологические исследования проводятся лично мной. Знанием химии я обязана своему покойному школьному учителю Пересечанской средней школы Дергачевского района Харьковской области Я.А. Штонде), оптико-физические методы (они от обычной микроскопии в отраженном и проходящем свете с помощью бинокулярного микроскопа МБС – 10 и до сложнейшей электронной микроскопии (тут поклон моему университетскому коллеге-физику А.П. Кришталю, с которым мы сотрудничаем много лет), рентген и многое другое (смотря по обстоятельствам).

Часто эта исследовательская и консервационная работа длится годы. Но результат – всегда поражает меня саму.

После кропотливого труда мы можем сказать из какого шелка (культурного или дикого) выполнена ткань, чем была окрашена (определить дефекты крашения), рассказать о ткацких и прядильных характеристиках ткани и нитей…

А, главное, что многие из этих тканей будут храниться в фондах музеев еще долго при умелом обращении.

Беря в руки очередной материал, задаешь себе вопрос: «Что ты узнаешь? И сможешь ли ты сделать все, от тебя зависящее, чтобы и этот образец хранился даже тогда, когда тебя уже не будет?»

Увы, уважаемый читатель, мой труд не особенно востребован в нашей стране.

Не хватает реактивов и расходных материалов, аппаратуры… Университетское финансирование – не может покрыть всех необходимых расходов. Не все мои коллеги-археологи, которые передают мне шелк на исследование, могут оплатить мою работу. А если и могут, то исходя из своих возможностей, а не реальной стоимости. Покупать необходимое за свои скудные средства – давно стало нормой.

Это – украинские реалии науки и культуры.

Шелк! Мой любимый археологический шелк! Как я люблю твои переливы, твою мягкость! Творение рук человека давно ушедших эпох, ты даришь мне желание творить самой; заряжаешь энергией и надежной на то, что мой труд будет оценен не государством (которое я, по-сути, презираю за политику в науке и культуре), а теми, кто прийдет в музей и увидит тебя в экспозиции.