admin

Деревянные прялки

В лесной стране, каковой является Россия и каковой особенно была Древняя Русь, дерево издавна служило основным и главным материалом в устроении народного вещественного хозяйства и, следовательно, в художественном прикладном творчестве. Изба, телега, скамья, укладки, скобкари, ковши, прялки, вальки, рубеля, набойные и пряничные доски, игрушки — дерево во всех его разнообразных бытовых формах — от зыбки и игрушки до гроба и намогильного креста — сопутствовало народной жизни.

Трудовая рука крестьянина всегда находилась в связи с деревом: рубила, пилила, строгала, тесала, вырезывала. Дерево играло роль хлеба в хозяйственно-бытовой жизни, и народное прикладное искусство развивалось и процветало, имея дерево своей постоянной и главной материальной основой. Поэтому изучение бытового народного творчества в формах дерева должно яснее и полнее всего вскрывать наиболее оригинальные стилистические черты этого искусства.

Слово «пряслице», укоренившееся в научной литературе, вообще говоря, неверно. «Пряслень» — вот как произносили древние славяне, и в таком виде этот термин всё ещё живёт там, где сохранилось ручное прядение. «Пряслицем» же называли и называют прялку (о которой речь будет чуть ниже). Ведущие археологи ещё в 40-е годы XX века предлагали устранить путаницу в терминологии, но ошибочная традиция держится с упорством, достойным лучшего применения.


1. Прялка и лопасти (навершия) прялок. XI-XV века
2. Донце прялки
3. Севернорусская неразъёмная прялка, изготовленная из нижней части ствола с корнем (копанъ).
XIX век
4. Навершие прялок, в которых использована языческая символика — «громовый знак», изображение «белого света», головы коней. XIX век


У всех славянских и финно-угорских народов Восточной Европы прядущие тянут нить из кудели левой рукой, а правой вращают веретено. На Кавказе и в Средней Азии поступают наоборот. А вот айсоры (потомки древних ассирийцев) и тянут, и вертят одной правой рукой: веретено у них сучит и мотает одновременно.

Любопытно, что пальцы левой руки (большой и указательный), дёргающие пряжу, как и пальцы правой руки, занятые веретеном, приходилось всё время смачивать слюной. Чтобы не пересохло во рту — а ведь за прядением нередко ещё и пели, — славянская пряха ставила подле себя в мисочке кислые ягоды: клюкву, бруснику, рябину, калину...

Собственно прялкам («пряслицам» по-древнерусски), древним и не очень, тоже посвящена обширная научная литература. Достаточно сказать, что орнаменты русских прялок даже XIX века буквально пестрят чисто языческими символами: «громовыми знаками», изображениями «белого света». Эти знаки можно видеть на иллюстрациях к главам «Перун Сварожич», «Даждьбог Сварожич».

И в Древней Руси, и в Скандинавии времён викингов бытовали переносные прялки: кудель привязывали или прикалывали к одному её концу (если он был плоским, лопаточкой), либо насаживали на него (если он был острым), либо укрепляли как-то ещё (например, в рогульке). Другой конец вставляли за пояс — и женщина, придерживая пряслице локтем, работала стоя или даже на ходу, когда шла в поле, гнала корову, приглядывала за гусями... Дома, вынув из-за пояса, нижний конец прялки втыкали в отверстие лавки или специальной доски — «донца».

Каждый тип переносных прялок имел достаточно чёткую географическую область распространения, что, как выяснилось, точно совпадает с границами расселения больших групп племён, сложившихся в Восточной Европе ещё в каменном веке. Это северные лесные племена (лопатообразные прялки), земледельцы юго-запада (палкообразные прялки с острым верхним концом) и степные племена юго-востока (рогулькообразные). Практически уже в наше время учёные-этнографы успели зафиксировать разновидности переносных прялок и описать места их распространения — то и другое не слишком изменилось за множество минувших веков.

Одновременно — и тоже с незапамятных пор — использовались и цельные, неразъёмные прялки. Для такого изделия требуется заготовка, повторяющая очертания прямого угла, — использовалась «копань». Одной такой прялке, найденной на реке Модлоне (Вологодская область), ни много ни мало три тысячи лет...

Ниточка традиции, тянувшаяся к нам буквально от первобытных костров, оборвалась лишь в XX веке. И кто решится сказать, что «ниточка» здесь — всего лишь для «красного словца»?

Пряха и прядение

На фото - кудель

ПРЯХА (ПРЯЛЬЯ). Лицо женского пола, владеющее умением прясть.

Статус пряхи определялся ответственностью самого прядения — главного женского занятия, которым мужчины никогда не занимались. По народным представлениям, прикосновение мужчины к веретену лишало его силы и ловкости, а неправильное обращение пряхи с куделью могло сделать женщину мужеподобной: у нее начинала расти борода.

Жизнь крестьянки с ранних лет была связана с прядением и с его атрибутами. Девочке, чтобы она легко приобщалась к прядению, перерезали пуповину на прялке или веретене, а также прикладывали эти предметы к новорожденной. Старались отрезать пуповину так, чтобы она упала на женскую работу, в частности, пряжу. Кроме того, помещали в ее колыбель детскую прялку. Пожелания стать хорошей пряхой произносились на родинах: «Чтобы тонко пряла, часто ткала, рукодельничала» (9, с. 33). Во время крестин, возвращаясь из церкви, крестная брала кудель и садилась прясть, чтобы девочка успешно овладела этими операциями; с той же целью ребенка передавали крестной через прялку. С 5—6 лет девочку начинали учить прясть и ей впервые разрешали спрясть нитку из грубой шерсти или очесов. Пряжу затем сжигали, а золу девочка должна была съесть, запив и закусив кусочком хлеба, под приговор: «Ета зъяси — будщи хорошая пряха» (5, с. 58). В некоторых местах она глотала дымок от зажженной пряжи, чтобы работа в ее руках горела.

Прядением, как правило, занимались девушки. К моменту достижения совершеннолетия они полностью осваивали это мастерство и становились искусными пряхами, что, по народным представлениям, предсказывало счастливую любовь и замужество.

На фото - лён, готовый к прядению

Связь прядения и удачного замужества прослеживается во многих магических действиях добрачной, свадебной и семейной обрядности. Так, девушки пряли «благовещенскую» или «четверговую» нить с приговором о суженом, гадали о браке на «новине» (спряденных и сотканных холстах), во время ее расстилания, молились о даровании умения «прясть, ткать и узоры брать» (12, с. 162), то есть приготовить себе приданое. Хлестали сватов мотком ниток для удачного сватовства. Известны свадебные приговоры, в которых выступает символика «недремавшей» невесты: «Наша молода не спала, не дремала, тонко пряла, звонко ткала, бело белила и нас подарила» (8, с. 133). Кроме того, на второй день свадьбы свекровь во время утренних хозяйственных заданий поручала молодице спрясть нитку, а в течение специальной «прядильной недели» Великого поста молодицу приучали к новой жизни в кругу женской родни мужа.

Тема прядения и девушка-пряха широко представлены в песенно-игровом фольклоре молодежи. Так, весной девушки исполняли веснянки, призывая птиц, которых просили принести весну и атрибуты рукоделия:

Жаворонки... принесите весну...
С пряльцем, с донцем,
С кривым веретёнцем!

В таких играх, как «просо» и «мак», которые сопровождались игровыми песнями — «А мы просо сеяли», «На горе мак», «Посею я маку», одновременно разворачивался «растительный» сюжет, символизирующий половое созревание девушки, и раскрывался мотив обучения ее рукоделию, в частности прядению. Так, в хороводной игре «просо» новую девушку обучали ремеслу пряхи-ткахи:

Не пряха была,
Не ткаха была...
«Не тужи, мати, не печалься!
Уж мы станем учить —
Переучивать.
У нас будет ткаха,
У нас будет пряха»...

Вообще, мотив пряхи и прядения присутствует в хороводных игровых песнях. Существовал набор хороводных песен, под которые «собирался хоровод», при этом движения хоровода изображали процесс прядения и снования. Во время исполнения песни «По улице шла, клубок ниток нашла» присоединение к хороводу новой девушки происходило под слова: «Клубок катится — нитка тянется», что воспроизводило прядение нити.

В игре «дрема», особенно в ее варианте «дрема с куделью», происходит символическое посвящение девушки в пряху — мастерицу и невесту. Девушка становилась в центре хоровода и изображала пряху, дремлющую во время работы. Остальные участники, исполняя песню изображали указанные в ней действия: пробуждали Дрему и на ее место ставили другую девушку из круга. Согласно интерпретации этой игры Т. А. Бернштам, дремлющая молодица Дрема-непряха противопоставляется недремлющей девушке — пряхе.
Мотив прядения в подобных играх тесно связан с любовными отношениями молодежи и молодоженов. Молодица, которая была непряхой, то есть ленивой в девушках, становилась Дремой и выходила замуж за «старого» — «холостого полюбить — самопряхой надо быть» (11, № 599), либо превращалась из пряхи в непряху: «веретёнушко не вьется, куделенко не прядется» (1, с. 24); молодица, ставшая Дремой-непряхой, теряла женскую привлекательность.

Девушки, проходя через игровой «переходный» обряд «дремоты», олицетворяющий сон и смерть (с последней в мифопоэтической традиции связана женская покровительница прядения), и преодолев образ Дремы-непряхи, получали возможность участвовать в ритуальных молодежных играх и символически обучались мастерству прядения, что, в свою очередь, соответствовало половой зрелости и брачным перспективам.

По умению девушки прясть судили о ее земной и загробной судьбе. Так, по народным представлениям, плохую пряху на земле ждут одиночество и греховная жизнь, а после смерти она встанет «со столбом» или будет «пасти козлов» (символ похоти). Интересен культ поморской девушки-пряхи, утонувшей во время шторма вблизи беломорского островка Полта(м)-Корга (между р. Кемью и Сорокой) и совершавшей после смерти чудеса исцеления. В легенде девушка либо плывет с прялкой по ягоды, либо является людям после смерти с просьбой о. захоронении, либо ее находят мертвой и сидящей на прялке. С прялкой девушку и хоронят, построив «на косточках» часовню, где и происходят «чудотворения». Прялка предстает символом умершей девушки, которая достигла совершеннолетия («полной девкой заводилась»), была непорочной («ни одного мужика не знала») и стремилась к святости.

Образы пряхи и непряхи раскрываются в сказках. Одним из ярких сказочных персонажей была невеста Финиста Ясна Сокола. Она находила своего жениха с помощью нити, прядущейся из «серебряного донца — золотого веретенца», или вышивания по «серебряному пяличку золотой иголочкой». В фольклорных сюжетах прядение прививало навыки, которые выражали «зрелость» невесты: по изготовленной чистой и тонкой пряже, по умению определить количество вещей, что из этой пряжи можно сделать. Например, в заонежской сказке «Про Ивана-царевича» две сестры хвастаются тем, сколько вещей они могут изготовить из своей пряжи, если к ним посватается царевич: старшая — полотенце и простыню, средняя — полотенце, порты и настилальник (простыню).
Но не все девушки становились хорошими пряхами. Так, в шуточном игровом фольклоре рисуется образ непряхи:

Жила-была Дуня,
Дуня-тонкопряха.
Вали-вали, Дуня,
Дуня-тонкопряха!
Пряла наша Дуня
Ни толсто, ни тонко,
Ни толсто, ни тонко,
Потолще каната,
Потолще каната,
Потоньше оглобли.

Ей противопоставлялась невеста Марья, привораживающая жениха своей тончайшей пряжей.
Показать свое мастерство пряхи девушка могла на посиделках (попрядухах, попрядках, супрядках), куда приходили и парни. Работали девушки в осенне-зимнее время: в период осеннего поста (Филипповского-Рождественского): отдельные работы продолжались до Масленицы. На посиделках важная роль отводилась прялке, которая определяла индивидуальное девичье место (у пряхи, занявшей чужое место, прялку выкидывали на дорогу). В северно-русских и западно-русских областях парни должны были просить разрешения войти на посиделку под окном или в дверях избы, что называлось «проситься за прялку», «сесть под прялку». Чтобы получить «прялочное место», парень выкупал прялку или ее захватывал, если девушка выходила из избы, при этом он имел право сесть только на колени к девушке. Пересесть на скамью разрешалось в процессе игры: «в местечки», «в соседи», которые сопровождались «выкупом» прялки, веретена, кудели, пряжи. Если девушка отказывала в выкупе (поцелуе), то парень мог ее опозорить — из мести или хулиганства он поджигал, путал пряжу или кудель, обвивал себя ею, ломал веретено или прялочный гребень, прятал предметы для прядения.

В Новгородской губ. местные парни, приходя на посиделку, зажигали свечи у прялок девушек, которым они отдавали предпочтение, при этом у некоторых горело не по одной свече, а «чужаки» обходили всех девушек, поджигая у каждой кудель. В Вологодской губ. поджигание посредине избы общей кудели, надерганной с каждой прялки, говорило о начале игры «женитьба». Девушки и парни гадали по кудели о своей судьбе, что называлось «на городок»: парень клал на стол или лавку скрученный вокруг пальца клочок кудели и поджигал, затем смотрел, «куда ворота откроются» — туда жениться идти. Если поведение девушки не соответствовало принятым нормам, то ее могли наказать: за измену выкашивали посеянный ею лен; за неучастие в молодежных собраниях и разглашение групповой тайны ломали гребень или лопасть прялки, путали кудель, рвали пряжу.
Последний день супрядок сопровождался различными обрядами. Так, в Смоленской губ. девушки пели:

Девушки — свет,
Голубушки — свет,
Початычка нет!
Бярите гребенки,
Чашите галовки:
Пара да двара (расходиться).

В обычной жизни после выхода замуж женщина не расставалась с прялкой и не переставала прясть, хотя по статусу молодицы как бы теряла свое значение пряхи. В традиционных представлениях девушка — пряха, а молодица — непряха. Для женщины главным становилось ткачество.

Значение прядения было так велико, что оно с древности, так же как и ткачество, являлось символом женского труда, а пряхи имели своих святых покровителей. Непосредственной покровительницей женской зимней работы, в первую очередь прядения, а также самих прях была св. Параскева Пятница, образ которой зачастую сливался с Богородицей. Обе они представлялись защитницами женщин, распорядительницами браков, покровительницами дома и женских занятий. В древности существовала языческая богиня-пряха Мокошь — женское божество древнерусского пантеона. По поверьям, пряхе не разрешалось оставлять кудель открытой, а «то Мокша опрядет». Параскева Пятница заимствовала занятие Мокоши, а затем и покровительство пряхам и прядению, поэтому ее называли Льняницею: «На Парасковию-Льняницу начинают мять и трепать лен». Пряхи приносили св. Параскеве Пятнице жертвы — бросали в колодец кудель. Назывался такой обряд «мокрида», что соотносилось с именем Мокоши и имело общий корень со словами «мокрый», «мокнуть» или «mokus» — прядение. В качестве приношения вычесанная льняная кудель или выпряденные нитки оставлялись пряхой у святых источников, посвященных св. Параскеве, при этом говорилось: «Угоднице на чуловки!»; «Матушке Пятнице на передничек!» (7, с. 194).
В канун дня Параскевы-Льняницы приготовляли первину льна, посвященную этой святой, и приносили для освящения в церковь, а затем прикрепляли к образу св. Параскевы. В этот день устраивались «льняные смотрины» — женщины выносили вытрепанный ленпервак на улицу, демонстрировали друг другу, хвалясь своей работой. Девушки стремились показать свое «льняное искусство» парням и будущим свекровям.

Чтобы покровительство св. Параскевы не покинуло пряху, надо было соблюдать определенные правила и не нарушать запретов. Так, в день памяти святой и во все пятницы не разрешалось прясть: «а то у Параскевы Пятницы засорятся глаза»; «в пятницу не только нельзя прясть, но даже иметь в доме конопель»; «кто прядет в пятницу, у того на том свете слепы будут отец с матерью» («кострыкой глаза запорашивает»); «не прясть в пяток, потому что в этот день Спаситель претерпел оплевание, а на пряжу нельзя не плевать». В случае несоблюдения запретов Параскева Пятница сурово карала — скручивала пряхе пальцы на обеих руках и покрывала их заусеницами. По легенде Ярославской губ., Пятница наказала пряху, которая работала в ее день. Железной спицей, которой прикрепляют кудель льна к копылу, она истыкала женщину до полусмерти. По другому поверью, Параскева подбрасывает веретено в окно женщине, прядущей накануне пятницы, и одобряет ее, когда та догадается выбросить веретено обратно в окно.

Прядение и ткачество нашли отражение в обрядах, которые раскрывают мифологическое значение этих занятий как «творения мира». Сюда можно отнести изготовление женщинами обыденной (т. е. сделанной за один день) нити, пряжи или холста, а также изделий из него — пелены или полотенца. Обыденная новина выполнялась для сохранения общественного благополучия — для охраны домов и селений, скота от возможных несчастий. Обряд изготовления новины за один день воссоздавал архаические представления о женском творении мира.

Образ пряхи существует не только в человеческом обличье. Так, роль пряхи в животном мире, по представлениям русского народа, воплощает горностайка, персонаж сказов об ивановских ткачах Владимирской губ. В них рассказывается о горностайке — «доброй рукодельнице: что спрядет, что соткет — простым людям в прок идет». Она «лапками стежку шьет — стежка серебром сияет», так как прядет не простую пряжу, а снежную.

В среде низшей демонологии пряхой выступает кикимора. Она невидимо прядет в избе ночью, часто только в Святки, в те двенадцать дней января, которые определяют ход всего будущего года, предвещая этим изменения в судьбах домочадцев. Если кикимора прядет на передней лавке, то это к смерти кого-либо из обитателей дома. Прядет кикимора не обычным способом: она подпрыгивает или сучит нитки «наоборот». Такой способ прядения имеет особый, колдовской смысл. В частности, невеста накануне свадьбы «от себя» прядет суровую нитку — оберег от колдунов. «Оборотные» нитки, изготовленные в праздники, играли важную роль в домашней жизни и обрядности. Так, в Великий четверг женщины пряли нитки «наобоко» и в случае болезни перевязывали ими руки и ноги. При опахивании села от эпидемий из этих нитей делали вожжи. В этот же день пряли левой рукой на каждого члена семьи по нити и привязывали их к березе: у кого нить пропадет — тот умрет. Такая нить соответствует «нити судьбы» человека.

Прядение, особенно в большие годовые праздники, могло повлиять на здоровье людей, животных, на благополучие дома. Так, прядение заговоренной шерсти служило «для чарования скота и дома». Поэтому не разрешалось прясть и ткать по большим праздникам, так как в «поворотные», «переходные» моменты (Рождество, Святки) мир мог быть как правильно, так и неправильно «свит, сплетен, сшит или спряден, соткан» (6, с. 172).

Литература:

1. Бернштам Т. А. К реконструкции некоторых русских переходных обрядов совершеннолетия // Советская этнография. 1986. № 6;

2. Бернштам Т. А. Молодежь в обрядовой жизни русской общины XIX — начала XX в. Л., 1988;

3. Бернштам Т. А. Прялка в символическом контексте культуры // Сб. МАЭ. XLV. СПБ., 1992;

4. Бернштам Т. А. «Хитро-мудро рукодельице» (Вышивание-шитье в символизме девичьего совершеннолетия у восточных славян) // Сб. МАЭ. LVII. СПб., 1999;

5. Бернштам Т. А. Молодость в символизме переходных обрядов восточных славян: учение и опыт церкви в народном христианстве. СПб., 2000;

6. Власова М. Н. Новая АБЕВЕГА русских суеверий. СПб., 1995;

7. Максимов С. В. Нечистая, неведомая и крестная сила. СПб., 1994;

8. Материалы по свадьбе. 1926. Вып. 1;

9. Славянские древности. Этнолингвистический словарь: В 2 т. / Под ред. Н. И. Толстого. М., 1995—1999. Т. 2;

10. Шейн П. В. Великорусе в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах. СПб., 1898—1900. Т. 1. Вып. 1, 2;

11. Этнографическое обозрение. 1904. № 61. О. Баранова

  • Уменя бабушка с 1888года вот она занималась обработкой льна . Делала нить ткала полотно, шила вещи. Сейчас я их отдала в музей (портки, полотенце с вышевкой и кружевом)

    Гость Надежда
  • Очень интересно. Спасибо.

    Гость Светлана